Игорь Афанасьев - <a href="/cdn-cgi/l/email-protection" class="__cf_email__" data-cfemail="29796168677d66646965667f6c076a6664">[email protected]</a> (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)
Завернул однажды в свой старый двор на Большой Житомирской, но двор был отвратительно тих и пуст, и он поспешно ретировался оттуда. Кинофильмы шли неинтересные, книги попадались нудные, разве что прихватил у Веры Владимировны «самиздатовскую книжку» по астрологии и с любопытством познакомился с основными чертами своего знака. Полученная информация противоречила законам материализма, но была удивительно схожа с его характером и привычками. Он попытался разыскать карту звездного неба и найти свое созвездие, но поиски успехом не увенчались. В учебнике астрономии ему удалось разыскать лишь отдельные рисунки созвездий и их перечень. Библиотеки были в отпуске или на летнем ремонте. Тогда он вспомнил про свою старую находку и вытащил из-за шкафа старую карту. Она переехала вместе с ним в новую квартиру и, несмотря на попытки отца использовать ее в качестве коврика для малярных работ, была отправлена на хранение за бабушкин шкаф.
Расстелив парусину на полу, Филипп достал чернильный карандаш и попытался нанести на пространство карты созвездия, перечисленные в учебнике. Начал он, естественно, с созвездия Скорпиона, к которому принадлежал сам. Он долго вычислял полночное положение звезд по отношению к Киеву. А когда решил, что высчитал правильно — нанес точки созвездия на ткань.
В тот же миг Филипп почувствовал уже знакомое головокружение и гул в ушах. Такое уже случалось с ним, перед тем, как неумолимая сила заставляла его схватить ручку и писать стихи. Однажды он даже раззадорился на поэму, но когда гул прошел и «дым рассеялся», поэма ему не понравилась и, как всякий уважающий себя писатель, он ее сжёг.
В этот раз ничего подобного не происходило. Стихи не приходили. Гул в ушах усиливался, перед глазами Филиппа вспыхивали маленькие огоньки, и тут он с удивлением увидел, что вся карта покрыта горящими точками звезд и созвездий. Он увидел, также, странное голубое свечение параллелей и меридианов и почувствовал, что по всему телу прошел, как бы, легкий разряд тока. Неожиданно в пространстве, ограниченном разными формами созвездий, замелькали какие-то волны света, сквозь которые стали проступать незнакомые лица. Филе даже показалось, что он слышит приглушенные голоса, и он постарался понять — так это, или ему все это кажется. Фразу он услышал, но не понял, так как произнесена она была на английском языке, которого Филипп сроду не знал. Несколько голосов наперебой стали переводить ему сказанное, и разрозненные слова, наконец, выстроились в одну фразу:
«Если я видел дальше других, то потому, что стоял на плечах гигантов».
Он ничегошеньки не понял, к тому же в комнату вошла бабушка и стала отправлять его в киоск за свежими газетами. С бабушкой Филипп не ссорился. Он нехотя уложил карту за шкаф и поплелся в книжно-журнальный киоск на углу Бакинской и Щусева. Уже заплатив за газеты «Труд» и «Известия», Филипп походя окинул взглядом книги с выцветшими от яркого солнца обложками и обратил внимание на необычный толстый том. На чёрном кожаном переплёте был выдавлен странный знак: круг, а в нем — треугольник, а в треугольнике ещё один круг, поменьше, а сквозь треугольник и малый круг — меч.
— Дарио Салас Соммера, — прочитал он имя автора, — «Герметическая философия».
Филипп взял книгу в руки, открыл ее посередине и прочитал первую строку: «Если я видел дальше других, то потому, что стоял на плечах гигантов». Это была цитата, и дальше стояло имя автора этой фразы — «Исаак Ньютон».
Книжку в этот день он не купил, а когда пришел за ней на следующий день, то киоскер недоуменно пожал плечами и сказал, что никогда такой книги у него в продаже не было.
Сколько он ни разворачивал старую карту вновь, никаких таинственных огней и знаков, кроме точек от его чернильного карандаша, Филипп более не наблюдал и в недоумении оставил это занятие.
В один из дней он вскочил чуть свет и потащился с Сырца, на который переехала семья, на Подол, где на стене Речного вокзала белело объявление: «Требуются грузчики».
Его появление в вонючем коридоре ресторана «Прибой» не произвело никакого впечатления, хотя он долго пытался объяснить, что хочет работать грузчиком. Когда же его запустили в комнату зам. директора, тот, поглядев на тощего Филиппа, только отмахнулся и сказал, что на работу берут с восемнадцати лет.
До восемнадцати было еще полтора года.
Но, видимо, лимит неудач в его судьбе на это лето был исчерпан. В кабинет зам. директора ворвалась некая буфетчица с причалившего к пирсу корабля на подводных крыльях и очень громко и убедительно объяснила, что если через десять минут ей не подадут на борт пиво и лимонад, то она произведет с зам. директором и его грузчиками сексуальное действие, обычно совершаемое мужчинами.
Зам. директора не менее громко предложил разъяренной буфетчице оральный секс, вместо лимонада, но пиво пообещал доставить. Буфетчица вылетела хлопнув дверью, а зам. директора рявкнул на Филиппа: — Иди загрузи эту сучку! Потом зайдешь в кадры.
Дважды ему повторять не пришлось, и через пять минут Филипп уже тащил тяжеленную телегу с железными ящиками к трапу корабля. На первый раз ему выделили наставника, пожилого мужика в грязном синем халате, который только что отгрузил другое судно и собирался на заслуженный перерыв. Мужик показал Филиппу, как подхватывать на спину по два ящика, и мгновенно смылся.
И ничего страшного не произошло.
Филипп благополучно переместил груз в корабельный буфет, хотя взмок, как после часа игры в футбол.
Буфетчица оказалась действительно сукой. Она командовала дурным голосом и бестолку заставила несколько раз переставить ящики с места на место, но, в результате, осталась довольна и на прощание ткнула Филу рубль.
Он вернулся в подсобку ресторана, радостно прикидывая в уме, сколько таких рублей за день он сможет заработать, но жизнь оказалась более прозаической. Деньги грузчикам давали не на всех судах — чаще расплачивались бутылкой пива, либо наливали водки.
Филипп, в таком же грязном синем халате, как и все остальные, сновал от склада к кораблям и старался не отставать ни в чем от матерых грузчиков.
Вместо дорогой «Орбиты», он стал курить «Приму», отпускал сальные шуточки в адрес поварих на кухне и матерился с зав. складом столь изощренно, что вызывал у старших товарищей неподдельное удивление.
Правда, вместо водки он просил налить винца, что однако, так же как и других, держало его в состоянии постоянной радостной эйфории. В этом состоянии было значительно легче принимать на плечи мешок сахара или замороженную коровью тушу, да и синяки и ссадины на руках меньше чувствовались.
Приходя домой, Филипп старался сразу увалиться спать, чтобы не бросалось в глаза его хмельное состояние. После первой зарплаты он отправился с мужиками в буфет, и они солидно посидели. Филипп только помнил, что его посадили в такси, затем в его памяти наступил черный провал и дальнейшая информация о жизни зафиксировалась с момента, когда он подошел к дверям своей квартиры. Усилием воли он собрался и умудрился проскочить к кровати мимо родни, не привлекая особого внимания к своему состоянию.
Неивестно чем бы это все закончилось для молодого организма, если бы не шестьдесят бутылок «Жигулевского».
Лихо освоив способы и приемы погрузки разных тяжестей, Филипп наловчился таскать на корабли по три ящика пива или воды в одну ходку.
В тот день работы было очень много и, соответственно, в кармане у Фила уже валялись скомканные рубли, а в голове шумели волны портвейна белого. Загрузить нужно было речной трамвайчик, пришвартовавшийся не к причалу, а к борту корабля, уже стоящего у стенки. Привычно крякнув и подхватив за железные прутья ящики, Филипп лихо пересек палубу и шагнул на шаткий трап, ведущий на трамвайчик. Причин для потрери равновесия у него было уже предостаточно, и когда его повело к краю трапа, то он успел только услышать громкий крик вахтенного матроса: — Бросай!
Как он не свалился в узкое пространство между двумя бортами, известно только Богу. Но три ящика пива «Жигулевского» канули в волны Днепра без всякой надежды быть извлеченными оттуда нынешним поколением. Возможно, потомки-археологи, раскапывая следы нашей цивилизации, найдут на дне великой реки сосуды с удивительной жидкостью, которая сохранит свои вкусовые качества под толстым слоем ила и мазута в холодной глубине Днепра.
Утаить случившееся удалось лишь частично — капитан судна немедленно настучал о случившемся директору ресторана. Мужики сказали шефу, что пацан уронил только один ящик, а за два других положили деньги в кассу. Но директор оказался неумолим и перевел Филиппа в кондитерский цех, от греха подальше.
Работа в кондитерском была малодоходной, но имела ряд других преимуществ. Он был единственным подсобным рабочим на весь цех. Во- первых, тут не наливали в таком количестве, как на погрузке, а если и наливали, то не дешевого портвешка, а благородного «ликеру или коньяку», не попавшего по назначению в состав заказных тортов. Во-вторых, в цеху работали две пожилых толстых тетки и три пышных молодицы. Филипп обратил внимание, что ни у тех, ни у других он не вызывает сыновьих или братских чувств. Теперь уже он находился под постоянным грузом намеков, сальных шуточек и предложений со стороны сладких женщин, что приводило его в некоторую растерянность, так как он не мог понять окончательно, смеются над ним или ожидают решительных действий. Особо смущала его крутозадая Ольга, которая несколько раз улавливала момент, когда он нес в руках лотки с пирожными, и на глазах у подруг серьезнейшим тоном провозглашала:
